III. Отмена патриаршества. – Стефан – местоблюститель патриаршего престола
Как Феофан по выбору Петра посвящен в епископа, точно также по выбору Петра, за восемнадцать лет пред тем, посвящен был в рязанские митрополиты из киевских учёных Стефан Яворский.
Судьба его в истории нашей церкви чрезвычайно интересна. Он стоит на переходе от допетровской патриаршей формы церковного правления к петровской-синодальной и стоит не безучастным зрителем совершающегося перелома, но страдательною его жертвою.
К сожалению, у нас ещё мало сведений для того, чтобы оценить и охарактеризовать это замечательное лицо. У него много общего с Феофаном во внешней судьбе: но в душе, в убеждениях, в образе действий – всё другое до противоположности. Он также был униатом; также путешествовал и учился в чужих краях, скрываясь под чужим именем и чужим исповеданием; по возвращении из-за границы также присоединён был к церкви, как впоследствии Феофан; так же блистал на академической и церковной кафедрах; также случайно сделался известным царю и, по его приказанию, посвящён во епископы. Но за этими, так сказать, внешними формами жизни, у Стефана скрывались совершенно иные убеждения, нежели у Феофана.
В 1700 г. 16 октября скончался патриарх Адриан. Адриан ещё при жизни просил в помощники себе, желая в то же время иметь преемником себе по смерти, холмогорского архиепископа Афанасия, известного с хорошей стороны и Государю; на него же, по смерти Адриана, указывал Государю Тихон Стрешнев81; но ни в ту пору, ни теперь Государь почему то не хотел остановить своего выбора на Афанасии82. Вероятно, ему нужно было для новых порядков и лицо новое. Экзархом, блюстителем и администратором патриаршего престола, 16 декабря 1700 г., назначен рязанский митрополит Стефан.
Можно думать, что в это время Петр уже порешил в мыслях отмену патриаршества, и есть предание, что он тогда же выразил желание отменить это звание. Начавшаяся Шведская война дала ему повод продлить переходное положение под тем предлогом, что ему не достает душевного спокойствия, необходимого к назначению достойного лица на первую степень в русской церкви. Стефан назначен был наместником патриаршего престола с таким ограничением, чтобы, по важнейшим делам церковного управления, советовался с другими епископами, которых положено было попеременно вызывать, для этой цели, в Москву и представлять о последствиях совещаний на утверждение Государя. Это собрание очередных епископов из епархий называлось Освящённым собором.
Многим не без причины казалось, что, с отменою патриаршества, церковь потеряет свою независимость. Всем известно, как много было недовольных этим действием Государя. Везде слышан был ропот и появились подметные печатные письма, которыми выводилось из пророчеств, что народился антихрист и народ возбуждаем был против Государя к бунту83.
Вследствие этого, Пётр запретил монахам иметь в кельях своих чернила и бумагу; настоятели монастырские обязаны были отвечать за тех, кому они позволят иметь в кельях письменные материалы; – а типографщик Талицкий, обличенный в напечатании помянутых подметных писем, приговорен был к смертной казни84.
Власть местоблюстителя, сравнительно с патриаршею, была весьма ограниченна. При самом назначении его уничтожен Патриарший приказ, а дела его, по челобитью разных лиц, распределены по другим ведомствам. Через полтора месяца, 31-го января 1701 г., учреждён Монастырский приказ, под ведением бывшего астраханского воеводы, графа И. А. Мусина-Пушкина, с поручением в его управление патриаршего и архиерейских домов и монастырских дел и имений85. Стефану оставлены только духовные дела, но и в них он не был полновластен. Все сколько-нибудь важные дела шли помимо него, чрез Мусина-Пушкина. В междупатриаршество мы видим много назначений на места духовного управления помимо Стефана, по представлениям Меншикова, Мусина-Пушкина, архимандрита Феодосия и других лиц. Пушкин обявлял Стефану повеления Государя и полновластно распоряжался делами, которые подлежали ведению местоблюстителя. Патриаршая типография была под исключительным ведением Мусина-Пушкина: сочинения, переводы и издания книг, даже исправление Библии, которое поручено было главному надзору Стефана, шли помимо Стефана. Школы московские, как, мы видели уже, также во многом зависели от Мусина-Пушкина. Наконец, в хозяйственных делах Стефан был ограничен монастырским приказом, которому передано было управление патриаршими, архиерейскими и монастырскими вотчинами. Но и эта ограниченная власть с 1712 г. становится более номинальною, нежели действительною.
Первым поводом к перемене хороших отношений между Государем и местоблюстителем послужила проповедь Стефана, произнесённая им в 1712 году, во 2-ю неделю Великого поста.
В 1711 году в церковные суды введены были фискалы от гражданского правительства. Стефан видел в этом посягательство на свободу и независимость церковного суда и коснулся этого предмета с выражением неприятного чувства в помянутой проповеди. Недоброжелатели Стефана рады были случаю выставить его перед Государем врагом государства. Пётр вознегодовал страшно. Стефана позвали в Сенат, где с духовной стороны был один архимандрит Феодосий; но Стефан не нашёл в нём поддержки86. Униженный и встревоженный Стефан просил Государя уволить его от всех дел – на покой.
«Известно вашему царскому величеству, как я на едино повеление царское оставил своё схимническое житие, которое обещал Господу Богу на смертной постеле лежачи, и хотя ужасно мне было сломати обет, однакож монаршей воле вашего царскаго величества не дерзал противитися, и ныне послушание своё по силе моей Божиею помощью управляю, и в проповеди слова Божия как могу, так труждаюся: Но враг, ненавидя добра человеческаго, различный мне в том препятствия творит и ныне сотворил таковым образом. Говорил я казанье во вторую неделю великаго поста о хранении заповедей Господних. Фема была: аще хошете и послушаете мене, благая земли снесте; аще не хощете, ниже послушаете, мечь вы пояст, уста бо Господня глаголаху. От сих словес, у Исаии пророка написанных, крычал я к народу, увещевая их, дабы хранили заповеди Господни, аще хощут имети и на сем свете благополучие и в небе живот вечный, стращая же их отмщением Божиим за преступление заповедей своих. Были на том казании господа сенатори, котории на завтрашний день пришли ко мне, и стали мене беднаго обличати, укоряти и претити за то, будто на бунт и мятеж народ возмущаю, и будто я царской чести касаюсь дерзновением. А я, Богу свидетельствующу, ниже в помышлении моем, кольми паче в намерении, сицеваго лукаваго дела не думал. Уже тридесять лет, как я в царствующем граде, по вашему монаршему указу, проповеданием слова Божия труждаюся, и вся Москва мене слушала, да и сам ваше царское величество не едино изволил слушати моея убогия беседы; а никтоже не ощутил в моих словах мятежа и молвотворства, паче же противная тем множицею глаголах. А господа сенатори, древле ненавидящии мя и ищущие душу мою изяти, сие лукавое дело на мя совещаша. Ставят мне за вину то, что я говорил о фискалах, которым дали власть надо мною и над приказом духовным с таковою вольностию, что мощно фискалу, кого хощет, обезчестити и обличите, и хотя того фискал не доведет, о чесом на ближняго своего клевещет, то ему то за вину не вменяти и слова ему за то не говорите. О сем я говорил, что не подобает сим тако быти и в архиерейских судах фискалу быта не обычно и непристойно. Прочее же, еже глаголах, вся во обществе глаголах и неточно (сохрани Боже) царския чести, но ниже меньшаго коеголи будет лица в особенности не касался, и несть обычно проповедником в особности к лицу какому нибудь глаголати, но обще ко всем, якоже и в Златоустаго беседах читаем. Дал я тое казанье гг. сенаторам, которое хотели, переписав русским писанием, послати к вашему царскому величеству, лишь бы только чего лишняго не прибавили, а мне запретили о сем казаня не говорити».
«Сицевое я их неприятство к себе видячи, яко ищут моей головы, умыслил всячески уклониться, и обещание мое на схиму святую паки обновил, Богу тако действующу, и сим искушением за преступление даннаго Ему обета посещающу мя».
«Тем же, монархо наш премилостивейший, падше к стопам вашего царскаго величества, с слезами молюся. Отпусти мя уже к смерти приближающегося и всегда белезнею одержима: не дай душе погибнути за преступление обещания моего. Бог (видит), яко уже, трудами изможден, не могу прочее сея тяжести носити и жительствовать с такими людьми, которые о мне гораздо промышляют. Бодет им очи милость вашего царскаго величества ко мне убогому, не мило им смотрети на двор, который я построил на Пресне, не так для себя, яко для вашего царскаго величества, близко двух тысячей изнуривши; но Бог им в помочь и с двором. Мне двор – келия да гроб близко предлежащий. Тем же паки и паки слезящи молю ваше монаршество, да благоволит мене отпустите в донской монастырь, либо где будет воля и премилостивое изволение вашего царскаго величества. Его же есмь всегда верный раб, всегдашний богомолец и подножие. Смиренный Стефан, пастушок рязанский. 1712 г. Марта 21-го»87.
Государь успокоил Стефана. Утешенный местоблюститель благодарил Государя следующим письмом: «Якоже радостны бывают корабленницы, по страшных шумах водных получивши ведро: тако и я, волнами печалей смущаем, получил радостную тишину, егда известился писанием его милости, господина адмирала, о премилостивом вашего царскаго величества на мене, раба своего, призрении. Аще же Сподоблюся хотя едину литеру самою монаршею ручкою ко мне начертанну видети, то и паче возрадуюся, и всех печалей, сердце мое снедающих, забуду»88. Но все же Государь не показывал к нему ни прежней благосклонности, ни прежнего доверия.
В 1713 г. начали распространяться в Москве кальвинские учения. Стефан, видя постоянно усиливающуюся дерзость лжеучителей, созвал в 1714 г. церковный собор, который осудил их учение, как еретическое89, а одного из его распространителей, дерзнувшего публично произнесть хулу на икону св. Алексия митрополита, предал гражданской казни. Но поспешность в решении суда и строгость в его приговоре, а главное – вмешательство сильных иностранцев, возбудили против Стефана неудовольствие Государя. Граф Мусин-Пушкин, с Стрешневыми, и Самариным обявили ему 14 дек. высоч. указ, чтобы быть ему в С.-Петербург и привести с собою дело о Тверитинове. Московскому губернатору в тоже время приказано было выслать в С.-Петербург, на счет Монастырского приказа, Тверитинова и свидетелей. Стефан отказывался ехать в С.-Петербург, ссылаясь на болезнь и на то, что ему нужно ехать в Нежин на освящение церкви. Но ему приказано было исполнить повеление государя. Дело Тверитинова передано было на рассмотрение Сената. 21 и 22 марта в Сенате происходили «консилиумы» по этому делу, на которых присутствовал и Стефан90. Мы не знаем в подробности образа действий Сената в исследовании этого дела; но, кажется, следствие оправдало виновных и обвинило Стефана.
14 апреля он писал по этому поводу к Государю, умоляя о прощении.
«Великодержавнейший Царь, Государь премилостивейший. В настоящее время великострастнаго Пятка, егда Христос на кресте гласит кличем велиим: Отче отпусти им, – желаю себе и аз подражати Христа. Сего ради к вашему царскому величеству, аки к общему всех нас отцу, припадая вопию: отче отпусти. Тамо Христос гласит: не ведят бо что творят; не ведех и аз, яко то дело, еже сотворих, неугодно имело быти пред вашим царским величеством. Аще же в невежестве согреших, убо грех мой достоин есть прощения, ибо и Павел апостол глаголет: гоних, рече, по премногу церковь Божию, но сего ради помилован бых, яко в невежестве сие сотворих».
«Невежество же мое – в сем является первое. Обличал на казани моем на Москве фискалов о неправде, того ради, яко промчеся у них на Москве слово, что фискали имут власть на всякаго доводити, и аще кому и не доведут, то им в вину не ставится. А не ведал я того, что в напрасном поклепе есть и на них вина и, по разсмотрению, наказание, рекше штраф; ибо сей указ и воля вашего царскаго величества потом уже, сиречь в 712 году, явился всенародне печатным тиснением в С.-Петербурге, а прежде сего о семь указе нам на Москве не было ведомо».
«Второе – еретиков новоявленных, достоверными доводами свидетельствованных, по розыску и по опасному испытанию и по общему духовнаго чина совету, предахом анафеме. Сего же неощутихом, яко сицево дело, не описавшеся с вашим ц. в. мнится быти царския власти презрение и самовластие большому начальству неподлежащее. О сих обоих винах моих, и аще какия некия суть, каюся и гласу Христову подобяся, вопию: отче отпусти. Аще бо назриши беззаконие, кто постоит, яко у тебе очищение есть.
«Кая может быть добродетель, царскому превосходству подобающая, паче сея, еже – вины отпущати. Сим бо образом вы, земныи бози, уподобляетеся самому небесному Богу, аще отпущаете своим подданным, якоже Он отпущает всем нам. О сие отпущение и аз, пад к стопам в. ц. в., всесмиренно молю: отпущайте, аще что на кого имате, да и Отец небесный отпустить вам. Вашего царскаго великодержавнейшаго монаршества верный подданный и всегдашний богомолец, раб и подножие, смиренный Стефан, пастушок рязанстай»91.
Неизвестно, как принято было это письмо Государем. Между тем неожиданное оскорбление Стефана со стороны Сената, по тому же делу, снова повергло его в печаль и уныние. Вот что он писал по этому поводу к Государю 15 мая 1715 г.:
«По твоему, великаго Государя, указу, велено мне в св. четыредесятницу присутствовать в судебной избе при деле, которое зачалося с новоявленными еретиками. И я в то время хаживал безпрепятно чрез всю седмицу крестопоклонную и никтоже мене тогда не изгонял. А ныне, мая в 14 день, по прежнему указу, пришел я в судебную избу для слушания и вершения тогож дела, и мене превосходительные господа сенаторы с великим моим стыдом и жалем изгнали вон, и я плачущ исходя из палаты судебной говорил: бойтеся Бога, для чего не по правде судите. Сего же речения моего сия суть вины.
1) «Книги Дмитрием Тверитином писанныя и лист на развращение народа от него ж писан и раздаван в народе яве его показуют быти еретика. То все на суде уничтожено или на некое время оставлено и вида тому не показано».
2) «Велят давать очныя ставки ответчиком с свидетелями, а в прошлом 205 году, имянным царским повелением, писана статья: велено во всяких делах допрашивать свидетелей и верить свидетелем трем и двум и одному, буде не бывало какой ссоры и вражды между ответчиком и свидетелем. А ныне на оных раскольщиков многое число священнаго и монашескаго и мирскаго чина знатных персон свидетельствуют и их неистовство письменно обличают; и тем свидетелям и явному обличению неповерено, а для чего, тому вида непоказано. А надлежало против всякаго свидетельства раскольщиков допрашивать, а они ни противо одного не выпрашиваны, и тако без вопросов намерено с свидетельми давать очныя ставки, и тем, по мнению нашему, стала помянутому царскому имянному указу противность или нарушение».
3) «Неции от раскольщиков винились в Преображенском и прочих товарищей своих и учителя своего Дмитрия Тверитинова выдали; а пред Сенатом всего того заперлися. И тое мимо пущено и в пременных речах, как гражданство лежит, нерозыскивано. Сия вся высокому вашего ц. в. разсуждению подлагаю смиренный Стефан м. р.».92
Следующее письмо его к Государю, 11 июля того же года, показывает, что между ними остались недоразумения.
«Великодержавнейший Царь, Государь премилостивейший. Якоже зашедшу солнцу свет отемлется, тако, по отшествии вашего царскаго величества, радость оскудевает, а наипаче в моем сердце: свет очию моею – и той несть со мною. Вси отпущени, аз же един остался, яко овча заблуждшееся скитаюся, не ведущ, камо имам обратитися и чего держатися. Жити в царствующем градге С.-Петербурге, аще есть на том воля в. ц. в., готов есмь, и воле вашего ц. в. противитися ниже хощу, ниже могу; вем бо, яко противляйся власти, Божию повелению противится; вем, яко что Царь велит, Бог велит: сердце бо царево в руках Божиих. Того ради воле вашего царского величества, яко благополучному ветру, кораблец жития моего весьма пущаю, и аще жити мне в С.-Петербурге повелевавши, с радостию повеление приемлю и в честь себе ставлю при царском лице паче жити, нежели, яко сыну блудному, от лица отеческа удалятися. Точию молю всесмиренно о две вещи: первая, да повелите мне великодержавие ваше здесь определити место, идеже бых возмогл дворишко себе построити или готовый какой нибудь двор мне, по обычному своему ко мне благосердию, даровати, якоже и господарю Волосскому благоизволил еси сию явити милость. Вторая, да, по прежнему вашему монаршему милостивому отпуску, свободно мне будет на время поехати в Нежин для посвящения церкви, в которую все житие мое и вси доходцы мои келейные, яко оная вдова двк цате, изнурих и всю утварь церковную, сиречь книги, сосуды, ризы и прочая к церковной красоте и служению надлежащая, уготовах. А оттуда возвратившися забрать мне из Москвы всю мою рухлядь, а наипаче сокровище мое – книги, и сюды в царствующий град С.-Петербург зимним путем сегож году возвратитися, устроивши на Москве порядок в церкви соборной и к посвящению ставленников надлежащей, також и судей надежных определивши в патриаршую и в мою епархию».
«Аще бы о возвращении моем было некое сумнительство, клянуся Богом живым, отмстителем всякия неправды. Кровь Христа Спасителя нашего, во спасете нам излиянная, да будет мне в погибель, аще солгу или помышляю что о бегстве лукавое. Камо бо пойду от духа твоего и от лица твоего камо бежу. Не в чужое государство пойду, но ваша держава есть Богом данная – Нежин ли, Москва ли, Рязань, везде на мне власть самодержавия вашего, от нея же укрытися несть мощно, и нет для чего укрыватися; понеже аще и пред Богом грешен есмь, но пред в. ц. в. совесть имам, слава Богу, чисту и беззазорну».
«А буде и сия клятва моя, на ней же спасение мое лежит, явится вашему великодержавию невероятна, прошу о приставе какого нибудь офицера с солдатами, с ними же бых могл сей путь управити для всякой осторожности и веры. Но душа, клятвою огражденна, есть паче тела караулом стрегомаго, и ужаснее есть клятву преступити, нежели стражи избежати. А что я просился в монастырь – и то делалося от великих моих и нестерпимых болезней, в них же смерть заглянула было в очи. А ныне я, Божиею благодатию, свобод от оной болезни, прошу за сей грех мой и за прочия прегрешения моя милостивое прощение: оптущайте, что на кого имате; да Отец ваш небесный отпустит вам».93
Стефан долго не получал ответа на это письмо, и 14 ноября послал к Государю другое прошение, в котором просил отпустить его в Нежин для освящения церкви94.
Государь видел и явно показывал, что в Стефане он не нашёл себе сотрудника, способного войти в его мысли и помочь ему в устройстве духовного чина и в искоренении суеверий, тяготивших над народом.
Государь косо смотрел на распущенность духовенства, – на множество праздно бродящих попов и монахов, – на кликуш и юродивых, встречавшихся на каждом шагу, – на множество вымышленных чудес и ложно обявляемые мощи святых, – на недостаток школ для образования духовенства и народа и – приписывал всё это недеятельности местоблюстителя.
В 1716 г., при случае назначения и посвящения новых епископов на открывшиеся вакансии в астраханской и вологодской епархиях, Пётр сам написал дополнение к архиерейской присяге касательно беспокоивших его предметов архиерейского управления и надзора, потом дал оформулировать это невскому архим. Феодосию, и наконец, вторично исправивши составленные Феодосием пункты, 22 января 1716 г. послал их при указе Стефану.95
* * *
«Кому соборную церковь выдать изволишь? А на Москве архиереи смоленский, крутицкйй, вятский. Прежде изволение твое было выдать холмогорскому владыке: только по него не послано; изволишь ли послать»? (Устрялова Истор. Петра Вел. т. IV, стр. 535).
Афанасий скончался в 1707 г. – Февраля 28-го этого года Головкин писал к митр. Стефану из Жолкви, «чтобы на холмогорскую епархию выбраны были из духовных особ люди искусные и учёные, понеже та холмогорская епархия около морского порту, где бывает множество разных народов иноземцов, с которыми дабы тамошний архиерей мог обходиться по пристойности политично к чести и славе российского государства; яко же и прежде бывший Афанасий архиепископом с изрядным порядком тамо поступал». (Госуд. Архив. Переписка И. А. Мусина-Пушкина с разными лицами).
В раскольническом сочинении Собрание от св. писания об Антихристе, все доказательства антихристова пришествия обращаются около уничтожения патриаршества. «И той лжехристос нача превозноситися паче всех глаголемых богов, сиречь помазанников, и нача величатися и славитися пред всеми, гоня и муча православных христиан, истребляя от земли память их, распространяя свою новую жидовскую веру и церковь во всей России; в 1700 г. возобнови, по совершенном своея злобы совершении, новолетие Янусовское, и узаконив от онаго вести летосчисление, а в 1721 г. приял на себя титлу патриаршескую, именовася Отец Отечества, якоже свидетельствует книжка «царство мертвых» (лист 115), и глава церкви российския, и бысть самовластен, не имея ни кого в равенстве себе, восхитив на себя не точию царскую власть, но и святительскую и Божию, бысть самовластный пастырь, едина безглавная глава надо всеми, противник Христов, антихрист... Якоже папа в Риме, тако и сей лжехристос нача гонити и льстити и искореняти останок в России православный веры, и свои новые умыслы уставляя и нова законопложения полагая, по духовному и по гражданскому расположению, состави многие регламенты и разосла многие указы во всю Россию с великим угрожением о непременном исполнении оных, и устави Сенат и Синод, и сам бысть над ними главою и судиею главнейшим: и тако нача той глаголемый бог паче меры возвышатися. Той же лжехристос сие со дела от гордости живущаго в нем духа, учини народноеописание, изчисляя вся мужеска пола и женска, старых и младенцов, и живых и мертвых, возвышайся над ними и изыскуя всех, дабы ни един мог скрытися рук его, и обладая их даньми велиими, не точию на живых, но и на мертвых таково тиранство учини – и с мертвых дани востребова: сего и в древния времена бывшие мучители не творили. И тако той лжехристос, восхитив на себя царскую и святительскую власть, и вступи на высочайшую степень патриаршескую, яко свидетельствует о том изданная им книга «Регдамент Духовный», лист 3, в 9 пунктах: како и для чего уничтожи патриаршество, дабы ему единому властвовати, не имея ровна себя, но вместо того, устави Синод или синедрию, содержащую в себе правление духовных дел, имея в себе 12 членов, 4 ассесора, 2 президента, 2 вице-президента, и утверди их седьмоклятвенною присягою, дабы кроме его единаго, ни каких дел ни творити, но имели бы его единаго превысочайшею главою и судиею всея церкви; и тако, по Ипполиту, совершен собор ученик себе восприят по образу 12 апостолов Христовых, и сам един безглавная глава, превозносяйся надо всеми». (Чтения в Общ. истории и древн. росс. 1863г. кн. 1. отд. III, стр. 53–60).
Полн. Собр. Зак. VI. № 3891.
Полн. Собр. Зак. № IV 1834. Монастырский приказ заведывал денежными и хлебными сборами и рекрутскою повинностью в вотчинах патриарших, архиерейских и монастырских; равно и расходами этих сумм и сборов по высч. и синод. указам.
Впоследствие сам Феодосий писал Государю, что «рязанский архиерей гневается на него (Феодосия) за конференцию о поучении, на которой из духовных был только он, где и приразился Стефану, поборая по правде».
Государств. арх. Кабин. дела II, № 15, стр. 1071–1702. Тоже письмо, вместе с проповедью Стефана и отметками на поле против некоторых мест собственною рукою Государя, в Кабин, дел., отд. I, № 31, л. 1–20.
В тоже время Стефан послал письмо к Кабинет-секретарю А. В. Макарову:
«Любовь твоя и благоприклонство ко всем творит мне надежду, яко не посрамиши мене от чаяния моего, но в печали моей настоящей даси мне руку помощи и в тяжестех сердечных ослабление.
Написал я нужду мою к самому Монарху; только в том у тебе, государя моего, прошу милости, благоволи, усмотри время, прочесть пред лицем монаршим, либо милостивно донеси на словах то, что там написано.
А каков будет ответ, благоволи, государь, молю тя смиренно, благовестием утешити мя печального, буде получу на мою слезную прозьбу премилостивое монаршее соизволение. А я долженствую вечно Бога молить за тебя, государя моего, ему же есмь всяких благ временных и вечных недостойный богомолец и слуга нижайший. Смиренный Стефан М.. В. 1712, Марта 21».
Каб. дела, II, № 15 л. 1075.
«Здесь архиерей рязанской – писал Макаров из Москвы в С.-Петербург, к секретарю Придв. конторы А. А. Яковлеву – и прочие все духовныя персоны имели совет о противниках Церкви, на котором положили, что предать их проклятию, что прошлаго воскресенья учинили и публично их анафемовали, а именно Дмитрия Тверитинова, Фомку (которой изрубил в Чудове образ чудотворца Алексея), Ивашку Максимова; также и сообщников их – Мишку Косова и Мишку Сапожника, которые ныне в Санкт-Петербурхе, також предали проклятию. И хотя я о делах помянутых Мищки Косова и Мишки Сапожникова, какое они сообщение с помянутыми Фомкою и Миткою и Ивашкою имели, подлинно и неведом, однако, как я слышал от верных людей, что помянутые Мишка Косой и Мишка Сапожник великие плуты и злодеи, и для того надобно на них смотреть что (б) они несделали какой беды по делам тем, которые отсель из приказов забраны по их доношению. – 1714г. 18 Окт». – (Госуд. архив. Дела Морсочникова).
Описание документов и дел архива св. Синода Т. I. Спб. 1868 года. Прилож. № IV, стр.XI–XVII.
Кабин. дела, II, № 24 л. 366.
Кабин. дела, II, № 24, л. 365.
Кабин. дела, II, № 24, л. 368–369.
Кабин. дела, II, № 24, л. 367.
Мы приводим их вполне в том виде, как они написаны Петром:
«Кто покажет себя явным еретиком и разорителем заповедей Божиих, таких, по триех увещаниях, по апостолу отлучать, а не так как ныне для ссор с собою и своими отлучают всякаго таинства, и не только тех, но их домовых безразсудно».
«С противными Церкви с кротостию и разумом поступать, по апостолу: бых беззаконным яко беззаконен, да беззаконныя приобрящу, бых всем вся, да всяко некия спасу, а не так как ныне жестокими словами и отчуждением».
«Монахов содержать по их правилам, не дая скитаться из монастыря в монастырь».
«Церквей для прихоти не строить, дабы потом не пустели, но у довольнаго прихода».
«Попов для прибытку не умножать, ниже для наследия ставить, но для паствы не лицемерно»,
«Для собрания на церковное строение или на иную какую нужду свидетельством и грамотою за своею рукою и печатью, чтоб безчестия имени Божия не было от бездельных тунеядцев». Кабин. дела, I, № 31 л. 21–22.